Я поплёлся на выход, у гардероба встретил каких-то модников в джинсах. Заметил у них два кожаных чехла для гитар с инструментами внутри, но настроения общаться с ними у меня не было. Да и вряд ли общение сложится, мой затрапезный внешний вид заранее ставил меня в уязвимое положение. Встречают-то всё равно по одёжке, даже в стране победившего социализма. А я, в отличие от этих молодых денди, выглядел, прошу прощения, как чухан. С подростковыми усиками и одеждой не по размеру.

Поэтому не стал даже пытаться подходить и что-то узнавать. К тому же, час наверняка уже прошёл, девчонки должны бы ждать меня на условленном месте. Надо обзавестись наручными часами, пригодятся.

Возле водопроводной колонки вполне ожидаемо никого не оказалось. А на улице уже потихоньку начинало смеркаться. Я прошёлся вдоль улицы туда-сюда, выискивая взглядом сестёр. То ли они опаздывали, наплевав на наш уговор, то ли это я чересчур сильно задержался и они не стали меня ждать, я так и не понял. Но ситуация мне шибко не понравилась.

Какое-то время я болтался там, возле условленного места. Спросил время у прохожего в болоньевом сером плаще, был послан на три советских буквы. Не все здесь, однако, светлоликие добрые эльфы.

Делать нечего, пошёл домой, надо было проверить, вдруг сёстры уже там. Если нет — пойду искать по Чернавску, без вариантов. Сейчас хоть и не девяностые, но всё равно. Мало ли что. Без мобильного телефона ужасно непривычно.

Девчонки сидели на лавочке во дворе нашего дома, и я облегчённо выдохнул, завидев их одинаковые ладные фигурки.

— Саша! Ты где пропадал⁈ — спросили они наперебой.

— До маяковки ходил, — честно признался я.

— Зачем? — спросила Таня.

— По делу, — расплывчато ответил я. — Идёмте домой.

Дома нас встретила недовольная мать. Ничего необычного, впрочем. На этот раз её претензия ожидаемо была в том, что мы слишком долго шлялись, и ужин уже остыл. Ничего, поели холодного. Гречневая каша с луком и морковью, в которой часто попадались чёрные крупинки. Кому-то, кажется, лень было перебрать гречку перед готовкой.

Гитара, слава Богу, не пострадала, так и осталась лежать на шкафу, заступничество всемогущего Максимушки надёжно защищало её от любых посягательств со стороны матери. Ну а мне, стало быть, надо выполнить своё обещание, чтобы так оставалось и впредь.

Мы с ним расположились в уголке, сев друг напротив друга.

— Саша, ему через полчаса спать пора! — строго сказала мать, переодевшаяся в страшную ситцевую ночнушку с цветочками.

Страшно представить, как Сашка выживал в этом бабьем царстве раньше. В одной-то комнате со всей семьёй.

— Мы недолго, — сказал я.

Гитару я всё же перенастроил в стандартный строй, благо, их калибр позволял это сделать. Седьмую просто снял, чтобы она не болталась, как сопля, настроить её в Си не получилось, а вот остальные — вполне. Ленинградка мне попалась хорошая, с ровным грифом, звонкая, ничего не дребезжало и не гудело. Не Альгамбра, конечно, и не мастеровой Мартин, но тоже неплохо.

Пробежался пальцами по грифу, размялся немного. Максимка смотрел на это, разинув рот от изумления, да и девчонки тоже оторвались от своих занятий и удивлённо уставились на меня. Одна только мать невозмутимо читала журнал, лёжа на диване.

Подушечки пальцев снова заболели, и я остановился прежде, чем разминка переросла в сольный концерт. Пора начинать урок, а то и правда, малому скоро укладываться спать.

Начал с самых азов. Рассказал и показал устройство гитары, как что называется и где что нажимать для того, чтобы гитара издавала звук. Не просто звук, а правильный и чистый. Что нажимать на струны необходимо самыми кончиками пальцев, что держать инструмент надо прямо, что лучше не задевать ненужные струны, чтобы не было грязных призвуков. Показал Максимушке песенку про кузнечика, дал попробовать сыграть самому. Смотреть, как ребёнок, высунув кончик языка от усердия, пытается сыграть простую мелодию, оказалось весьма умилительно.

Схватывал он довольно быстро, хотя гитара для него оказалась великовата, почти полностью закрывая ему обзор. Тут мать уже равнодушной не осталась.

— Максимушка! Да рыбонька ты моя, заинька! Ты у меня талантливый мальчик! — восхитилась она, засюсюкала, откладывая журнал «Работница» в сторону.

Максимушка задрал нос, загордился, возбуждённо забил рукой по струнам невпопад, позабыв мои уроки и рискуя эти самые струны порвать. И ладно бы просто порвал, найти их пусть и непросто, но всё-таки можно, так ведь полёт порванной струны непредсказуем и опасен, особенно для ребёнка. Может и глаз выбить при особом везении, так что я аккуратно взял брата за ручку и гитару у него забрал.

У него сразу скривилось лицо, задрожали губы. Он посмотрел прямо на меня, а потом зарыдал в голос.

— Сашка, паразит такой, ты чего наделал⁈ — сиреной заорала мать, отчего ребёнок зарыдал ещё сильнее.

— Ему спать пора, — сказал я.

— Ну, попробуй его сейчас уложить, он в истерике! Паскуда такая! — закричала мать.

Я не выдержал. Никто бы не выдержал. Моя психика и так трещала от всей этой ситуации с попаданием так, что кукуха рисковала отлететь далеко и надолго, а в такой обстановке бесконечных скандалов и обвинений нервные клетки горели одна за другой.

— Закрой рот! — рявкнул я, рывком поднимаясь на ноги с гитарой в руке.

Голос у Сашки уже поломался, рык получился басовитый и грозный.

На мгновение повисла тишина. Даже Максимка затих.

— Саша… Сашенька… Ты чего… — пробормотала мать.

Я ожидал чего угодно, только не этого. Даже немного растерялся поначалу. Но быстро взял себя в руки, железо надо ковать, пока горячо. Пока мать не вернулась в привычную колею крика и скандалов.

— Тихо! — приказал я. — Тихо. Не надо тут орать. Максим, давай, писать и спать, завтра ещё на гитаре поиграем, она устала. Ты же не хочешь, чтобы гитара завтра была уставшая? Вот она проснётся, тогда и поиграем, хорошо?

— Ховошо… — тихо всхлипнул Максимка.

— Вот и чудно, давай, беги к маме, — сказал я.

Я вдруг осознал всю тяжесть своего положения. Мне не хотелось находиться в этом доме ни минуты сверх необходимого, но, будучи советским школьником, у меня абсолютно не было выбора. Точнее, он был, но все остальные варианты казались мне ещё хуже. Сбегать из дома не вариант, в армию рано, да и неиллюзорный шанс загреметь в ограниченный контингент советских войск в республике Афганистан нехило так остужал пыл. Поступить в универ и свалить в общагу смогу не раньше, чем через год. Засада, короче.

Ещё и жили-то все в одной комнате без перегородок и занавесок, так что если матери или сёстрам надо было переодеться, меня, независимо от того, занят я или нет, выгоняли на кухню. Максимку оставляли, мол, маленький ещё, не понимает ничего.

Даже бытовые условия у меня были худшие из возможных. Сёстры спали на двухъярусной кровати, мать и Максимка — на двуспальной тахте. Мне приходилось ютиться на брезентовой раскладушке.

— Спокойной ночи, — пожелал я, подхватил свою раскладушку и потащил на кухню.

Переселюсь пока туда. Потом, может, удастся переселиться куда-нибудь ещё. Цель я себе поставил твёрдо.

Глава 5

Утро я встретил, почти не сомкнув глаз. Всю ночь ворочался и думал, лишь изредка проваливаясь в дрёму. Изо всех сил надеялся проснуться в двадцать первом веке, в своём прежнем теле, но нет, увы. Проснулся на обшарпанной кухне, разбитый, уставший, голодный.

Ладно хоть проснулся раньше всех, а не от того, что кто-то начал греметь чашками и ложками. Поставил на плиту чайник, немного повозился с её розжигом. Не сразу понял, что вентиль на баллоне закрыт. Отвык от такого. Да и вообще последние несколько лет я даже не готовил, предпочитая заказывать доставку. Тут доставку носят только вертухаи на зоне, три раза в день. Лучше обойдусь.

Умылся, позавтракал вчерашней гречкой. Хотел сбрить ненавистный пушок над губой, но не обнаружил в доме ни одной бритвы. Либо плохо искал, либо их не было вовсе.