Ладно, я ожидал, что всё будет гораздо хуже.

— Всё, а теперь готовьтесь! Чтобы в субботу всё от зубов отскакивало! — погрозила она пальцем. — И маски эти ваши не забудьте! В таком виде Таранов на сцену не выйдет!

Мы нехотя принялись убирать инструменты, Кобра встала и быстрым шагом вышла из актового зала. Любочка осталась с нами.

— Ну… Не так уж всё и плохо, правда? — пробормотала наш худрук, когда Кобра окончательно скрылась за горизонтом.

— Ожидал худшего, — честно признался я.

— Я тоже, — усмехнулась Катя.

— Вот только теперь маски придётся делать, — сказал я. — На всех.

— Из картона вырезать? Цветного, — предложила Света.

— Некрасиво будет, — сказала Варя. — Дёшево выглядит.

— Папье-маше, — сказал Толик. — И в чёрный покрасить. И блёсток налепить. Девчонкам. Нам можно без блёсток.

— А успеет всё высохнуть до субботы? — с сомнением сказал я.

— Не знаю, как получится, — сказал Толик. — Я просто идею предложил.

— Идея хорошая, — сказала Любочка. — Молодец, Толя.

Пионер почему-то цветом лица сравнялся со своим галстуком.

— Блёстки я найду, — сказала Катя. — Не проблема.

— Значит, делаем так, как Толик предложил, — постановил я. — Кто умеет?

Мы начали переглядываться друг с дружкой. Кажется, никто с папье-маше дела не имел.

— Хорошо, кто в теории знает, как это делается? — хмыкнул я.

Варя робко подняла руку.

— Клей ПВА надо и бумагу, — сказала она. — Бумагу нарвать мелко, и в клею замешивать.

— Отлично. Ты и займёшься, — распорядился я. — Я в тебя верю, ты справишься. Теперь… Плащи.

С костюмами на сцене всегда лучше, чем без них. Сразу видно, что группа готовилась специально для выступления.

— Я могу пошить, — сказала Света.

— На всех? — спросил я.

— Если короткие, то на всех, — сказала она.

— Вот досюда, — я показал длину до пояса.

— Да, хватит. Ткань у мамы есть, я попрошу, — сказала она.

— Отлично. Толик! Учи партии. Я слышал, ты сбивался, — продолжил я.

— Да я буквально вчера инструмент взял! — выдохнул он.

— Вот и учи, — сказал я.

— А вы с Катей что? Бездельничать будете? — спросила Варя.

Я почувствовал, что хожу по лезвию бритвы. Опасность, тревога, жирный восклицательный знак. Код красный.

— Кате тоже заниматься на барабанах надо, да, Катя? Вместе с Толиком, кстати, можете порепать, вам синхронизироваться надо, ритм-секция важнее всего, — сказал я. — Ну а я тебе с папье-маше помогу.

— Ла-адно… — протянула Варя.

Угроза исчезла. Но не до конца. Притаилась, как хищник в тени деревьев, как тигр в джунглях.

Мы убрали всё обратно в каморку, перетащили и колонки, и барабаны, вернули всё на свои места, занесли инструменты, развесили скрученные кольцами провода на вбитые в стены гвоздики. Порядок. Можно уходить.

— В пятницу генеральная репетиция. Всем быть обязательно, — сказал я, напоследок окидывая «Высокое напряжение» пристальным взглядом.

— У меня в пятницу театралка… — пробормотал Толик.

Он, кажется, посещал абсолютно все кружки и секции, до которых только мог дотянуться, и я пока не мог понять, делает он это по собственному желанию или по чьей-то указке.

— Ничего, пропустишь. Это же генеральная! — сказала ему Катя.

— Придётся, — вздохнул наш новый басист.

До выступления оставалось ещё четыре дня, и это, с одной стороны, целая вечность, а с другой, пролетят эти дни так, что даже и не заметишь. Оставалось только дождаться субботы и разорвать этот ДК своим выступлением.

В успехе я нисколько не сомневался, иначе и быть не может, по сравнению с другими городскими ВИА вроде тех же «Икарусов» мы звучали действительно свежо, по-новому.

После того, как все разошлись, мы с Варей отправились в универсам, искать клей для папье-маше. Откладывать это дело не стоило, не то мы можем просто не успеть изготовить эти самые маски, и придётся реально вырезать их из картона. А это будет смотреться максимально дёшево и убого. Представляю, как будут потешаться Дима Жаринов со своей командой, завидев нас в этих самодельных масках. А без них Кобра просто не выпустит меня на сцену.

ПВА отыскать не удалось. Только канцелярский прозрачный клей, и мы оба не были уверены, можно ли сделать папье-маше с его помощью, но на всякий случай купили две банки канцелярского. Потом отправились к ней домой. Запасы бумаги, как она сказала, должны быть дома, макулатуру она раньше сдавала исправно и по привычке хранила все газеты, журналы и прочее.

Елизаветы Константиновны дома не оказалось. Записка на столе лаконично гласила, что она ушла по делам и вернётся нескоро, и мы с Варей остались наедине. Она, как обычно, поставила чайник, усадила меня за стол, выставила угощение, а потом упорхнула в сени, искать бумагу для папье-маше и тару, в которой мы всё будем замешивать.

Чайник закипел, я поднялся и выключил газ. Варя так и не вернулась. Я решил сходить и проверить, не случилось ли чего.

Вышел в сени. Тут было темно, сени тянулись вдоль всего дома небольшим пристроем, выполняя роль ещё и кладовки, и за шторкой, закрывающей собственно кладовку от прохода в дом, я заметил мельтешение тусклого фонарика.

Тихонько заглянул за шторку. Варя копалась в каком-то деревянном ящике, перегнувшись через край и низко наклонившись. Даже встала на цыпочки, чтобы залезть поглубже, короткая школьная юбка задралась, демонстрируя мне колготки и то, что было под ними. В тусклых отсветах фонарика разглядеть особо не получалось, но воображение дорисовывало всё само, так, что юношеские гормоны снова ударили в голову буйным фонтаном.

— Да где же эти газеты, блин… — бормотала Варя себе под нос.

Я подошёл неслышно, ткнул пальцем в ягодицу, застав Варю врасплох. Не удержался. Она взвизгнула, подскочила, развернулась, сходу влепила мне пощёчину.

— Ты идиот⁈ — воскликнула она. — Ты чего делаешь⁈

— Я думал, ты тут потерялась. В царстве старых вещей и забытого хлама. Пришёл к тебе на помощь, — сказал я. — Не могу же я бросить тебя в беде.

— Дурак! — фыркнула она.

Руку с фонариком она опустила вниз, и мы стояли в интимном полумраке прямо друг напротив друга. Её грудь вздымалась, Варя не могла отойти от испуга, сердце бешено колотилось.

— Руки не распускай, понял⁈ — сказала она. — И вообще, подальше держись!

— Руки? Не буду, — сказал я, делая ещё полшага вперёд.

Теперь мы стояли почти вплотную, ближе, чем во время медленного танца. Варя попыталась отойти назад, но упёрлась в тот самый ящик. Мне вспомнился вдруг жар поцелуя и вкус малинового варенья на её губах, и я подался вперёд, надеясь на ещё один поцелуй.

— Ты вообще из-за Катьки подрался! — вдруг выпалила она, отталкивая меня обеими руками.

Я сделал шаг назад. Момент испорчен.

— А за тебя — вообще убил бы, — хмыкнул я.

— Дурак! — фыркнула она снова, оттолкнула меня, протиснулась мимо по узкому проходу.

Я вздохнул, поднял глаза наверх, оставаясь в одиночестве и темноте. Заметил стопку старых газет на полке. Что ж, бывает.

Глава 25

С папье-маше провозились до самого вечера. Елизавета Константиновна вернулась, кстати, почти сразу же, как мы зашли в дом, и посоветовала сварить клейстер вместо канцелярского клея. Так и поступили.

Получилась серая липкая масса, из которой мы и принялись лепить карнавальные маски, хотя я бы предпочёл маску-череп, как у Шао Кана. Сначала получалось не очень ловко, да и Варя меня избегала, почти не разговаривая со мной, но потом всё более-менее наладилось. И процесс, и наше общение.

Вылепили пять масок, каждому члену группы, оставили сохнуть у печки. Варя обещала покрасить их все гуашью и сделать резинки, и я не сомневался, что так она и сделает. В этом никаких сложностей не предвиделось.

Домой я вернулся уже затемно, но мать, к моему удивлению, лишь скользнула по мне недовольным взглядом. Начала, кажется, привыкать к моим загулам, она и про фингал почти не расспрашивала. Ужинать не стал, Елизавета Константиновна фактически заставила меня поужинать у них, просто собрал портфель на завтрашний день и завалился спать у себя на кухоньке.