— Да, шикарный, — сказал я.

Мне даже самому захотелось опробовать.

— Не поломайте, ещё один хрен дадут, — проворчал завхоз.

Подождали, пока высохнет краска, аккуратно засунули бас обратно в чехол, пошли всей гурьбой обратно в каморку. Я снова включил усилитель, воткнул штекер СГ-5 в гнездо на басу, выкрутил громкость на максимум, дёрнул струну. Из колонок донеслось басовитое гудение. Сыграл «Another one bites the dust», один из самых знаменитых мотивов на басу. Звучанием «Урала» я оказался более чем доволен, разве что лады немного кусались, не зашлифованные с торцов. Завтра приду с надфилем и всё поправлю.

— Саш, может, ты тогда на басу играть будешь? — предложила Катя. — Хорошо вроде получается.

— Одной рукой на басу, другой рукой на гитаре, — проворчал я. — Соло тогда некому будет играть.

— Светка сыграет, — пожала плечами барабанщица.

— Ага, щас! — испуганно воскликнула Света.

— Кто-то нам соло на гитаре в тот раз обещал, — улыбнулась Варя.

Я бы пошутил, что Света столько не выпьет, но Любочка всё ещё была здесь, и мне пришлось промолчать.

— Найдётся басист, — с сомнением произнёс я. — Или басистка.

— Объявления уже вон сколько висят, — вздохнула Катя. — Я и знакомых спрашивала. Никто не хочет.

— Теперь хотя бы нормальный бас появился, может, кто-нибудь захочет попробовать, — сказал я. — Ладно, будем искать.

Я убрал новенькую бас-гитару обратно в чехол, бережно поставил в уголок, окинул каморку пристальным взглядом. Это помещение за недолгое время стало для меня гораздо роднее и ближе, чем собственный дом. Даже уходить не хотелось, но это в той, прежней жизни, я мог неделями не вылезать из студии. У нас там имелось всё необходимое для комфортного обитания, и мы периодически так и делали, в основном, во время записи нового альбома. Здесь так не получится.

Школу мы вновь покинули одними из последних. Разве что баскетболисты продолжали гонять мячик в спортзале, громко топая кедами по паркету.

Катя вновь убежала самая первая, мы пошли привычным знакомым маршрутом втроём, с Варей и Светой. Я чувствовал, как меня снова поглощает рутина, как всё становится однообразным и скучным. Только на репетициях я ощущал себя живым, в своей тарелке. На своём месте. Возвращаться к серой советской действительности, в старый барак, к скандалистке-матери и ревущим-орущим младшим попросту не хотелось.

— Саш, что с тобой? — спросила Варя.

Я даже отреагировал не сразу.

— Что? — переспросил я.

— Ты смурной какой-то. Случилось что-то? — спросила она.

Света участливо посмотрела на меня, тоже пытаясь понять, что со мной не так.

— Нет, ничего, — сказал я.

Не поверили.

— Просто… Я вдруг подумал… Выпускной класс. Время летит, — сказал я.

— Мы же всё равно будем дружить! — воскликнула Света. — А если уедешь куда, письма будем писать, да, Варя?

Какая наивная ложь. От неё стало ещё тоскливее.

— Да не хочу я никуда уезжать… Пока что, — сказал я, потрепав Свету по волосам.

Варя нахмурилась немного, отзеркаливая моё собственное настроение.

— В Ленинград хорошо было бы уехать, — задумчиво произнёс я. — Там культурная столица…

Питер я любил. Во всех его видах, даже в самых неприглядных. И хоть в образе города-героя Ленинграда я его ни разу не видел, всё равно испытывал некий трепет, когда думал о переезде. Москва для меня слишком большая и шумная, а вот Ленинград будет в самый раз. Там и рок-клуб собственный есть, легендарное место.

— Туда только если в институт поступишь… — вздохнула Варя. — Куда нам, с нашими тройками-то.

— Предлагаешь взяться за учёбу? — хмыкнул я.

— Не помешает, — задумчиво сказала она.

— Жаль, я помочь не могу, — улыбнулась Света. — Я в своём классе отличница.

— Комсомолка, спортсменка и просто красавица, — проговорил я.

— Пионерка, — поправила меня Света.

Насчёт остального возражений не возникло.

Мы добрались до КПД, проводили Свету до дома, пошли к себе. Я привычно тащил Варину сумку, болтая с ней по дороге о всяких пустяках. Добрались до её палисадника, встали, как обычно, у калитки.

Заметил, как дёрнулась шторка в окне. Елизавета Константиновна бдительно следила за моими поползновениями в сторону внучки. Хоть я и никоим образом на честь Вари не покушался. Пока не стукнет восемнадцать, а день рождения у неё, кажется, в мае.

Стояли и болтали минут пятнадцать. Ни я, ни она не желали уходить по домам.

— Может, зайдёшь? У меня что-то уши замёрзли уже, — сказала Варя. — Уроки сделаем.

— Может и зайду, — после недолгих раздумий согласился я.

Идти домой не хотелось максимально. Настолько, что я, если бы Варя не пригласила, скорее всего, пошёл бы болтаться по городу до темноты.

Прошли в дом, я поздоровался с бабушкой, Варя тут же поставила чайник. После того раза с поцелуем я у них в гостях больше не бывал. Елизавета Константиновна занималась тем, что вязала крючком круглый половичок из самых разных обрезков ткани. Пёстрый и яркий.

— Бабуль, мы уроки поделаем, — сказала Варя.

— Пожалуйста, занимайтесь, — ответила бабушка, даже не шелохнувшись. — Я вам мешать не буду.

Я, наверное, предпочёл бы остаться с Варей наедине, но умудрённая опытом бабуля такой возможности нам не даст. Ничего страшного, мне общество Орловых гораздо приятнее, чем бесцельное шатание по городу.

Попили чаю с баранками, сели за уроки. И если в алгебре мне помогала Варя, то с русским языком получилось наоборот, помогал уже я. Бабуля так и сидела с нами в комнате, флегматично работая крючком.

— Какие у вас планы на будущее, Александр? — спросила вдруг она, когда мы покончили с очередным предметом. — Вы думаете о будущем?

Да я о нём каждый день думаю.

— Планы? Самые серьёзные, — сказал я. — Даже грандиозные.

— Саша хочет добиться успеха в музыке, — хихикнула Варя.

Она, похоже, всерьёз меня так и не воспринимала. Для неё музыка, возможно, это подростковое увлечение, а группа — шанс побыть в компании друзей, единомышленников, но для меня музыка — это вся жизнь.

— По-моему, это несерьёзно, — произнесла бабушка.

— Скоро конкурс. Приходите, послушаете, — сказал я. — Я всех зову, кого можно.

— И не боишься сцены? — спросила бабушка.

— Не укусит же она меня, — сказал я.

— Хорошо, — кивнула Елизавета Константиновна. — Я приду.

— Вот увидите. Покорим сначала городской конкурс. Потом областной. Потом всесоюзный. А потом и весь мир, — уверенно произнёс я.

Глава 23

На следующий день я сидел на уроке истории и думал, где нам отыскать басиста. Историк нудно зачитывал абзац за абзацем из учебника, зачем-то требуя, чтобы мы записывали. Я себя такой ерундой не утруждал. Как оказалось, зря.

— Таранов! Вы витаете в облаках! Встаньте, когда учитель к вам обращается! — заявил историк, Лев Юлианович, пожилой сухонький мужчина в сером пиджаке. — Может, расскажете нам, о чём ваши думы?

— Виноват, Лев Юлианович, задумался, — сказал я.

— Надеюсь, о внешней политике Советского Союза накануне Великой Отечественной Войны? — прищурился историк.

В классе раздались приглушённые смешки.

— Нет, думаю о том, как мы будем защищать честь школы на конкурсе, — признался я.

— Котором? — спросил учитель.

— На конкурсе самодеятельности, на следующей неделе, — сказал я. — У нас не хватает одного человека в группе.

— Дело это важное, но лучше бы вам сосредоточиться на уроке, — проворчал Лев Юлианович. — На переменке успеете подумать. А к следующему уроку подготовите доклад на тему… «Комсомольское движение во время ВОВ».

Доклад так доклад. Я сел на место, полистал учебник. Проблем не будет, тема несложная, главное, идеологически верно всё показать.

А ещё историк навёл меня на мысль, и достаточно неплохую. В конце концов, в нашем классе учится комсорг школы.

К ней я и подошёл на следующей переменке.